TWIN Плёс
Экспериментальный этнографический фильм
6"38' короткая версия
2024
Фильм снят во время пребывания в резиденции Twin Плёс. Это документально снятая, экзистенциальная и местами абстрактная история про пустеющую деревню Касимовка в Ивановской области, в которой осталось 2 жителя. Третьим жителем была бабушка Ани Тараровой, в её доме и основана резиденция.
История охватывает несколько дней в августе 2024 года и показывает как несколько художниц выстраивают связь с деревенским домом и взаимодействуют с местными контекстами, общаются с людьми и любуются козами.
В фильме деликатно утрируется оппозиция абсурда наносного блеска отреставрированного Плёса и поэтичного, почти онирического ощущения первозданности дома, убежища в вымирающей деревне - при этом сути одного топонима.
Летом 2024 года художница Анна Тарарова организовала первый заезд авторов в резиденцию в доме своей бабушки в полузаброшенной деревне под Плесом, целью которой было создание горизонтального сообщества и альтернативного культурного центра, осмысляющей нарративы туристического города и природного пространства вокруг него.
Мила:
«Когда я ехала в Касимовку, у меня все еще не было понимания, о чем будет моя работа в резиденции. Накануне мы внимательно присмотрелись к местным смыслам и контекстам, однако ухватить их не удавалось, они казались менее большими, нежели сам факт зарождения чего-то нового. Я понимала, что сама резиденция будет особенной, более камерной и искренней, чем обычно бывает. Мне повезло наблюдать процесс едва заметного генезиса, притом, что деревня движется по одному пути, а арт-резиденция Ани Тараровой двигает реальность в другом направлении, и мы находимся на стыке и наблюдаем трепет этой поворотной точки, остро ощущая, что не можем предугадывать будущее.
Находясь в резиденции, изнутри пространство-времени, я попала под очарование нечеловеческих агентов и бездельных жильцов деревни – коз.
С самого начала меня пленил колокол – «рында», ржавый фрагмент трубы, свисающий с дерева. Дерево росло напротив заброшенного дома, оккупированного козами, с которыми была дружна поневоле тетя Люся. Козы вздрагивали от собственного топота по деревянным полам, и оставались равнодушными к звону рынды. Другой артефакт нарратива, дополнявший картину – сгоревший дом возле колодца, близкого соседа рынды.
Я вилась вокруг колокола днями, первым делом по утрам в окно проверяла на месте ли он. Вокруг ржавой трубы для меня сам собой выстраивался центр деревни Касимовка. Тетя Люся (хозяйка коз), харизматичная женщина из дома напротив нашего, рассказала про простую традицию, о которой никто из нас, сестринства резиденток, не слышал раньше – вешать в опустевших домах колокольчик, чтобы в ветреные дни он отдавал дань былому присутствию ушедшего времени.
Ясно стала просматриваться связь. Оставалось смастерить объект-колокольчик из подручных средств внутри сгоревшего дома, а часть дома (обожжённую балку) поставить рядом с деревом, на котором висит рында, замкнув таким образом принцип каузальности, вывести его на безысходность или же некий акт конструирования улик детерминированности.
Тем не менее, мне не хотелось редуцировать свою работу в резиденции только к полуфантазийному нарративу, ощущалась подавляющая потребность в фиксации чего-то вне моего понимания в тот момент, вне поспешных интерпретаций. Оставалась ручная камера.
Так я смогла срастить визуальную историю про пустеющую деревню, выстроенную в моем сознании через улики присутствия и действительную фиксацию происходящего через простенькую камеру для съемки домашних видео, основываясь на том, что увидела, тем самым временно переместив себя на место свидетеля, а не участника. У нас появился фильм про Касимовку, который, надеюсь, мы сможем показать в конце года.
Чего, однако, я не ощутила в Касимовке, исчезающей точке на карте, – так это экзистенциальной отчужденности. Люся и козы, Герман и птицы, и конечно же Аня Тарарова с папой – как по мне, так эти три дома по-прежнему порождают больше ощущения жизни, чем целый прибранный для туристов Плёс».